Сочинение на вольную тему - Страница 101

101

— Найдем. Это чтоб в наш век да не найти всего-навсего одного хлопца?

— И я так думаю. Люди вон на Луну летают… как ее, на Венеру собираются, а тут бабе одного мужика. Не обязательно хлопца. Скажи, пусть не боится, я его любить буду.

Иван подумал о том, что Наде, наверное, совсем не смешно. Нет, не смешно, если так упрямо говорит об одном и том же. Вспомнил, как вчера отпрашивался у Василия Васильевича и как тот вначале сморщился, но все же отпустил: «Поезжай, только не забывай, что в тот понедельник с бригадой должен быть в Гродно»; как ехал домой, переполненный разными чувствами, и главным над всем была радость. Радость от ощущения своего здоровья и силы, оттого, что он скоро будет дома и увидит мать, и она будет рада ему, а сейчас он почувствовал, что той радости ему уже мало. Ему стало чего-то недоставать.

— Где садиться будем? — спросил Лёха у Ивановой матери. Она тут была старшей. Как она скажет, так и будет.

И она сказала то, что говорила не один год:

— На Левоновой могиле. Только рано еще, никто не начинает.

И правда, все словно чего-то ждали — сновали туда-сюда, переспрашивали, где кто лежит — под седыми, темными крестами, под вросшими в землю камнями. Иван сказал матери, что скоро вернется, и они с Лёхой пошли. Продирались сквозь кусты и молодой ельник, читали надписи, и Иван удивлялся: многие, кого он знал живыми, лежат уже здесь. Про многих он уже и забыл и только теперь, увидев могилу, вспоминал, что они были, припоминал их лица, походку, разговор, и ни печали, ни жалости не чувствовал, будто все они были живые, здоровые, какими он их когда-то знал, и будто каждого из них можно сейчас встретить, и ничего неожиданного и странного в этом не будет.

Отходя с Лёхой от своих, Иван имел намерение посмотреть, приехала ли Вера, и потому делал полукруг так, чтоб выйти к Петровой могиле. Вскоре он увидел деревянную, покрашенную в синий цвет ограду и возле нее Клавдию и Веру. Да, с Клавдией была Вера. Иван узнал ее, хотя она и стояла к ним боком.

Первая увидела Ивана Клавдия, сказала Вере. Та обернулась, ожидая, когда Иван подойдет. Она и изменилась и как будто совсем не изменилась. Выросла, пополнела, а лицо, глаза те же. Улыбнулась одними губами — обозначились, стрелками брызнули морщинки от уголков рта, протянула руку.

«Изменилась», — мелькнуло в голове Ивана. Сердце его билось неспокойно. Светло-каштановые волосы. Две прядки отделились, перечеркнули край лба.

«Изменилась и похорошела. Обрадовалась…» Для него она была та же Вера, которая смотрела на него снизу вверх, когда он забежал к ним, уходя в армию. Для него. А она нахмурилась, глаза потемнели — будто ее уже не было здесь, будто она где-то далеко-далеко, в своем, неизвестном Ивану мире.

Они с Клавдией ожидали Митю. Отправил их вперед, сказал, что скоро будет, они давно уже здесь, а его все нет. Клавдия с Лёхой заговорили о чем-то меж собой, незаметно отошли.

— Где ты сейчас, в Минске? — спросила Вера из своего далека.

— В Минске.

— Надолго приехал?

— Завтра еду… А ты?

— Не знаю… — Она повторила тише, уже для себя: — Не знаю…

— В Солигорске? — механически спросил Иван.

— В Солигорске… — Голос постный, бесстрастный.

— Поехали завтра вместе… через Минск… — Иван сказал это твердо, даже грубовато.

— Не знаю… — подняла глаза, как будто только теперь спустилась на землю и увидела его. — Что-то Мити долго нет.

Все равно как когда-то: «Какое расстояние от города А до города Б?» — «Не знаю».

— Что-нибудь другое, кроме «не знаю», умеешь?

— Умею…

— Я буду ждать тебя вечером в клубе…

— В клубе? — переспросила она. — Хорошо, я приду, — тряхнула головой и открыто, радостно, как избавление: — А вон и Митя… Рот до ушей. Рад, что тебя увидел…

— Он такой, как и был…

— Все такие. Человек рождается один раз.

— Рождается один раз, а переродиться может десять раз.

— Не верю. Человек рождается один раз.

С Митей поздоровались, словно не виделись всего день или два.

— Я-то уже думал, что у тебя зуб новый вырос. Вставил бы, что ли, ходишь щербатый, — подколол он Ивана, намекая на тот давний вечер.

— Некуда торопиться. Ожидаю, когда у тебя шрам с носа сойдет.

— Тогда приходи вечером. В дурака, а? — загорелся Митя.

— Надумал в дурака, — перебила его Клавдия. Они с Лёхой пошли вслед за Митей, — А в Долгий Лог кто поедет?

— Завтра поедем, — махнул Митя рукой.

— Завтра можешь не ехать. Завтра ты тетке уже не нужен будешь. Дорога ложка к обеду. Ей надо бульбу посадить.

— Ладно, не плачь, — сморщился Митя. — Тетка так тетка… Значит, Левонович, перенесем на другой раз…

— Перенесем… — ответил Иван. — И ты едешь? — спросил у Веры.

Она молчала, смотрела на Клавдию.

— Чего она поедет? — пожала плечами Клавдия. — Или там работниц не будет?..

— Да и дома кому-то остаться надо: и хата тут, и корова, — вставил свое слово Лёха.

— И собака, — добавил Митя.

— Хорошо, хорошо, — усмехнулась Вера. — Будут целы и хата, и корова, и собака.

Ивану показалось, что говорила она это не без радости. Все на мгновение притихли, и в это время отчаянный женский голос зазвенел на кладбище, ножом полоснул по сердцам:

— А боже ж, мой бо-о-о-же! А что же ты надела-ал! А куда ж ты его забра-а-а-ал? А зачем же ты меня одну оста-а-а-вил!!!

Иван узнал голос. Это была Марыля, с их же поселка. Месяц назад она похоронила единственное свое дитя — десятилетнего сына. Пошел парень на пруд и не вернулся домой. Как оно там было, никто не видел, выловили уже мертвого…

101