— Вы полюбуйтесь на нее! Только что переодела во все чистое. Господи, снова вся в шерсти, в грязи. — Марина кричала, Лиля плакала, вырываясь из рук, кричал Петрок. В хате стоял такой шум, что мать махнула рукой и ушла в огород: разбирайтесь сами…
Спустя какое-то время все улеглось, и Петрок, Марина и Лиля, переодетая в чистое платьице, с новым бантиком на голове, вышли на улицу и направились в сторону леса. Все снова было тихо и мирно в этой маленькой семье. Марина рассказывала, как начальник не хотел давать ей отпуск и как она все же настояла на своем. Петрок слушал ее. И только Лиля все время крутила головкой и оглядывалась на бабушкин двор, где под забором остался лежать больной Жулик…
Уезжал Петрок назавтра под вечер. Ехать решил ночным поездом, чтобы утром успеть на работу. Вышел за поселок, оглянулся: метрах в двадцати от себя увидел Жулика. Тот бежал, низко опустив голову, тяжело припадая на переднюю здоровую лапу, — перебитую он держал на весу. Жулик поднял голову только тогда, когда до Петрока осталось метров пять. Остановился, завилял хвостом. Петрок подозвал его, погладил за ушами. Жулик тянул голову вверх, стараясь лизнуть Петрока в лицо.
— Ну, а теперь марш домой! — приказал Петрок. — Марш домой!
Жулик отскочил в сторону. Смотрел на Петрока, словно не понимал, что тот хочет.
— Домой! — еще раз сказал Петрок и пошел сам спорым широким шагом. Оглянулся: Жулик стоял на том же месте. «Пусть идет назад. Куда он с перебитой лапой», — успокоил себя Петрок, словно оправдываясь перед кем-то. Однако, когда километра через полтора, взбираясь на пригорок, оглянулся снова, то позади, метрах в двухстах, увидел Жулика: тот продолжал бежать следом. Увидел, что Петрок стоит, остановился, стоял, высунув язык. Петрок позвал его. Жулик приблизился метров на двадцать, свернул к канаве, стал хлебать воду, следя глазами за Петроком. Петрок пошел дальше, и Жулик снова заковылял за ним. Так они и шли, будто привязанные друг к другу, не приближаясь; стоило Петроку остановиться, как останавливался и Жулик, Петрок шел дальше — следом ковылял и Жулик.
Дорога вела через село, вытянувшееся километра на два вдоль невысокого и довольно ровного пригорка. Солнце только что село, близился вечер, и на улице было много народу — то группками по пять-шесть человек, то по одному люди сидели на скамейках у ворот и любопытными взглядами провожали Петрока. Село стояло недалеко от железной дороги, и люди догадывались, куда идет этот человек…
Где-то посреди села на улице мальчишки играли в футбол. Петрок едва пробился сквозь их шумную ватагу, подумал, что Жулику здесь не прорваться, футболисты его не пропустят. «Пускай идет домой», — снова успокоил он себя. И действительно, спустя какое-то время услышал позади крики, улюлюканье. С таким азартом и шумом мальчишки могли встретить только незнакомую собаку… Крики вскоре затихли, и Петрок спокойно пошел дальше. За гатью в конце деревни начинался лес, а за лесом была станция.
На полдороге к лесу Петрок вдруг услышал сзади яростный собачий лай. Оглянулся: в кустах возле гати шла свалка, слышалось рычание, мелькали тени. Рычанье утихло, и из кустов выскочил Жулик, но его в несколько прыжков догнали две чужие собаки, и три тени, свернувшись в клубок, покатились по земле. Петрок бросился на помощь Жулику. Собаки так разъярились, что не слышали, как подбежал Петрок. Он ногой отшвырнул одну, другую, они завизжали и пустились наутек. Жулик сидел на земле, зализывал искусанный бок.
Дальше они шли, как бывало прежде, когда Жулик был моложе, а Петрок жил в деревне: Жулик то перегонял Петрока, то отставал, то держался рядом. В лесу было темно, дорога тускло желтела впереди, и Петроку было приятно слышать то спереди, то сбоку размеренный сухой шорох и видеть круглую темную тень…
На станции людей было мало, до отхода поезда оставалось больше двух часов, и Петрок вышел наружу к Жулику.
— Ну, а теперь иди домой, — сказал ему мягким голосом: Петроку и самому не хотелось разлучаться с собакой. Он погладил Жулика за ушами, по худой спине, повторил снова: — Ну, иди…
Подошли к водонапорной колонке. Петрок пустил воду, напился сам, напоил Жулика — из бетонного желоба.
— Ну, марш домой, — уже строже приказал Петрок, подтолкнув пса вперед, и Жулик побежал.
Петрок вернулся в вокзал, прилег на скамейку. Заснул он незаметно, забыв о всегдашней дорожной заботе: не проспать бы. Проснулся от ощущения тепла на лице, словно подул откуда-то теплый ветер. Потом кто-то нежно провел чем-то мягким по щеке, по губам… Петрок открыл глаза: в проходе между скамейками, почти касаясь мордой лица Петрока, стоял Жулик. В тусклом свете, падающем от двух лампочек из огромной пятирожковой люстры, висевшей под потолком, мокрыми кристалликами антрацита блестели его глаза…
У Петрока перехватило дыхание.
Они вышли на улицу. Здесь было прохладно, высыпали звезды. Петрок провел Жулика через пути, еще раз приказал:
— Ну, иди домой. Иди.
Теперь Жулик сразу заковылял по тропинке и вскоре исчез в темноте. Петрок вернулся на станцию. Пора было брать билет.
Вскоре он получил письмо от Марины.
...«В деревне очень хорошо, много черники, даже начали появляться боровики, — писала она, просила, чтобы и он приехал хоть на денек-другой. А в конце письма было и про Жулика: — Жулика нашего уже нету. Со станции он тогда вернулся и через несколько дней вроде бы совсем оправился: Лиля от него не отходила — и кормила, и поила. Но как-то утром, когда мама ушла на работу, ушел со двора и он. Ушел и не вернулся… Не иначе как подох где-то. И знаешь, когда он пропал, мне стало жаль его. А Лиля, так та последние дни места себе не находит: и плачет, и зовет его, упрашивая вернуться. Ей кажется, что Жулик ушел от нас потому, что мы обидели его…»